Трудно? Быть? Богом?
Удивительно. Речушка, нет, ручей с заросшими берегами. Горка на берегу, чтоб детям скатываться — прямо в ручей, плюхаться с громким плеском в мутное мелководье. Чуть дальше игрушечные пороги: вода бурлит, прыгая с камня на камень. Старая ива впереди: мощный каскад лиственных завес. По бережку неторопливо ведёт узкая тропка, с другого боку заросли кустарника, за которым лесок. Тишина и безлюдье. Не заброшка! любовно оберегаемое уединение городской окраины (или закраины?), цветущие задворки города и приручённая дикая природа... глушь, слегка — будто кистью художника — тронутая цивилизацией.
И трудно представить, что где-то люди тысячами убивают друг друга. Покидают родину, ставшую чужбиной, разрушаемую. Там разор, разгром, разруха и скоро наступит мерзость запустения — здесь умиротворение роскошной пустоши, спокойствие тихой жизни и неостановимо расцветающая радость. Как связать одно и другое, да можно ли?.. Что перевесит? Что победит?
Вдруг показалось, что победит второе. Может, благодаря литклубу?
Каждый раз совестливо оправдываемся (перед кем? перед собой, в первую очередь): нет, мы ж не в башне из слоновой кости, мы ж не забываем… к тому же, это наше решение: продолжать жизнь (не предавать её!), хранить память о норме, находить свой круг и держаться вместе — разделять чувства, обмениваться находками…
Настрой определённо правильный, у нас и впрямь возникает что-то вроде синэргии.
***
Из нашего последнего обсуждения: трудно быть богом — а как это, собственно, понимать?
И вот кто-то говорит о ежедневном усилии самодисциплины, чтоб не опуститься, не скатиться в серое ничто. К серым (на смену которым неизбежно приходят чёрные). Чтоб не затянуло в болото, не заволокло плесенью и гнилью, всепронизывающей: проникающей из прошлое в настоящее, внедряющейся в будущее… вот почему фильм Германа-старшего тяжёлый и сильнодействующий: серая грязь — всегда и везде... на веки вечные, аминь? впрочем, в финале — неожиданная белизна снега, цвета брейгелевских «Охотников на снегу».
Но вот что значит это:
— Бог, плюнь на меня, болеть не буду!
— Не смей называть богом…
(Отчётливо — если слушать в наушниках.)
И ещё:
— Я с вами на землю не полечу.
А почему, собственно?..
...В самом деле смысл-цель в том, чтоб "не опускаться"? Герман — об этом? название его фильма планку задаёт, которую трудновато взять?
Или тут что-то другое?
"Не полечу" — ведь это выбор, а какой? Может, так: остаться — с людьми, такими какие есть, несовершенными, ущербными, увечными (навеки). Так бодхисаттвы — возвращались в мир...
Тут нужно додумать, каждому то, что ему думается, и ведь оно у всех разное. Да, у нас разные «интерпретации». И это значит: тут живое, оно растёт, даёт побеги. Писатели-братья умерли, режиссёра нет в живых, а детище — живо, с каждым говорит на его языке, ставит перед вопросами, дразнит-провоцирует, удивляет...
Многоточие, поставленное жизнью.
И значит, ещё какое-то время удержимся при жизни. Ино побредем ещё.
