Две недели счастья

Хотелось взлететь туда, в неимоверную глубину звездного южного неба, представшего перед Иваном Петровичем вдруг, вынырнувши в опущенное окно пыльного автобуса из-за очередной горушки.

Хотелось вдохнуть эту пыль, эту ночь, это разлитое в воздухе ожидание чуда, забрасываемое ветерком в натужно взбирающийся в гору автобус. Короче, хотелось сказки, как в детстве. А еще маминых пирогов, пышных, как соседка тётя Нюра, и сладких, как ее юная дочь. Иван Петрович даже прижмурился на мгновение от мимолетного проблеска воспоминания.

Случайный пассажир на соседнем сиденье недоумённо взглянул на неуклюжего дядьку средних лет, застывшего вдруг с масляной улыбкой напротив, и опять забыл о нем, вернувшись к привычному ожиданию заслуженного дневным трудом ужина, приготовленного заботливой супругой к приходу кормильца.

А душа Ивана Петровича пела, растворялась в непривычных запахах моря и кипарисов. Хотя о чем это он, — кипарисы, да и море остались далеко внизу, в жарком мареве дня. Но и здесь, ночью, весь мир вокруг него звенел, кружился нескончаемым серпантином дороги, подмигивал звездами и обещал две недели безоблачного отпускного счастья.

Иван Петрович не мог знать, что через пару минут душа его действительно взлетит ввысь, изумленно рассматривая покорёженный остов автобуса, проглядывающий сквозь заросли на дне ущелья, и неуклюжий грузовик, впечатавший свой вдребезги разбитый нос в нависающую над дорогой скалу.